Путеводительница

CWS / О нас / Альманах / Кавказские рассказы 2016 / Путеводительница

— Бери-бери! — пожилой грузин, друг нашего водителя, чуть ли не насильно всучивает нам бутылку белого вина. Бутылка пластиковая, с красной крышкой. – Сам делал!

— Берите, — пожимает плечами водитель, тоже грузин в возрасте. — Не обижайте человека.

Мы берём бутылку, благодарим случайного знакомого и ныряем в минивен. Вано садится за руль и пристегивается. Мы следуем его примеру. Как только трогаемся с места, он начинает рассказывать про то, как появился Тбилиси, что значит его название и откуда, по преданиям, бежит Кура. Он говорит эмоционально, то и дело взмахивая руками и повышая интонацию.

Решение уехать в Казбеги было спонтанным: мы едва прилетели и ещё не успели насладиться даже Тбилиси, но уже устремились к горам, которые виднелись на горизонте.

— И поэтому Тбилиси — это по сути “тёплое озеро, заросшее травой”... — голос водителя звучит где-то в начале машины, пока я сзади сражаюсь с плотно закрытой бутылкой вина. Оно оказывается страшно крепким, словно разбавленным водкой, и на секунду я зажмуриваюсь от ужаса послевкусия.

Нас четверо, и все по очереди пробуют вино в ожидании того, что кому-то из нас оно точно понравится. Вино не нравится никому, но мы молчим, чтобы Вано не рассказал своему другу о неблагодарных русских.

Дорога занимает несколько часов. За окном то и дело сменяется пейзаж. Сначала это невысокие горы. Потом огромное водохранилище. Затем на склонах белыми пятнами появляется снег.

Мы останавливаемся у первой смотровой площадки, с которой открывается панорамный вид на заснеженные вершины, изрезающие небо. Их как будто окунули в белую краску. Я хлопаю дверью минивена и бегу к ограждению.

— Ну куда торопится. Бежит же... — ворчит сзади Вано.

Мы начинаем фотографировать: пейзаж, себя, себя на фоне пейзажа, разве что солнышко на ладошке снимать не стали и то только потому, что его закрыла горная дымка. Все это время Вано выказывает страшное беспокойство за нас. “Близко к краю не подходите…” “Отсюда ни шага больше..” “Стойте, не прыгайте…” Он явно переживает, хоть и стоит поодаль, пока мы делаем сотни похожих кадров.

Едем дальше, останавливаемся снова и снова, сохраняя в памяти смартфонов водопады и горные озёра.

— Есть вариант забраться ещё выше: оттуда Казбек виден.

Мы радостно соглашаемся и совсем скоро снова поднимаемся по серпантину — более крутому и узкому, чем раньше. Весело пьём вино и наблюдаем за тем, как от нас все сильнее отдаляется деревушка у подножия.

— Приехали, — сообщает Вано, и мы выпрыгиваем из машины. Идём к храму Святой Троицы.

Где-то здесь должен быть Казбек, но его крепко обняло пушистое облако. На тропинке к храму можно увидеть белые завихрения, похожие на пар, которые бегут вдоль земли. Я ногой раздвигаю облако и продолжаю свой путь. На вершине холма, у входа в церковь, останавливаюсь.

— Ты чего? — слышу за спиной голос Вано.

— Я вас здесь подожду, хорошо? — я вежливо ему улыбаюсь и начинаю глазами искать скамейку или хотя бы обломок какой-нибудь старой стены, чтобы присесть.

— А ну пойдём, — он хмурится и берет меня за локоть.

— Да нет, спасибо, не надо, но спасибо... — я неловко отнекиваюсь, пока он настойчиво ведёт меня к монастырю. — Я не верю, понимаете? — взываю наконец к Вано я. — И не считаю свою присутствие там корректным. Вот и все.

Вано на секунду останавливается и смотрит на меня недоверчиво:

— То есть как — не веришь? — грозно переспрашивает он.

— Ну, неверующая я. Атеист, — объясняю.

— А! — он машет рукой, как будто я сказала что-то совершенно бессмысленное. — Это же совсем другое дело. Верующим быть или верить, ну? Вот без веры жизни нет. Да, писатель ты наш?

— Вы не поняли... — бормочу я, но мой голос тонет в его уверенности.

Мы подходим к церкви, и я беру из коробки коричневую юбку, повязываю её на талию поверх джинсов. Рядом с юбками — платки. Я беру тот, который кажется мне самым новым и почти сразу же жалею об этом: от него пахнет невыносимо сладкими духами. Я кладу платок обратно и накидываю на голову капюшон толстовки. Захожу.

Тут тихо и темно, свет пропускают лишь крохотные окна под потолком. Этот глухой свет останавливается, не добегая по каменным стенам до икон, и они остаются в тени. Небольшая кафедра на старом ковре, пропитанном пылью. Мои друзья зажигают свечи и долго стоят у иконы путеводительницы, произнося безмолвную молитву.

Я выхожу из церкви первая и с облегчением сбрасываю капюшон. Выпутываюсь из юбки и аккуратно складываю её. Под ногами хрустит гравий, и я спускаюсь вниз, к подножию холма.

По лобовому стеклу бьют тяжёлые капли, и совсем скоро вид за окном размывается под потоками дождя. Горы окрашиваются в равномерный темно-синий оттенок, и уже невозможно разобрать, где на них деревья или скалы. Сверху на горы плотно садятся тучи. Редкие дома пролетают почти незаметно: их серые стены сливаются с фоном. Уже вечер и в мокром асфальте отражается жёлтый свет фар проезжающих мимо машин. Капли дождя продолжают настойчиво бить по стеклу, и меня клонит в сон.